Нет воды. Нет луны.
Врач-психотерапевт Константин Дуплищев – о дефиците любви, о том, чем агрессия в современном обществе отличается от первобытной, почему старшее поколение бессильно перед младшим и почему западные семейные психотерапевты не могут работать в России.
Современное общество принято описывать с помощью медицинских метафор — как больное, патологичное, страдающее массой моральных недугов. Это нормальный эволюционный процесс или действительно пора звать врача и ставить клинический диагноз? О том, сошел ли мир с ума, какой исторический этап мы переживаем, почему мужское и женское поменялись местами, какими стали современные люди, и чем отличаются от предков, рассказал врач-психотерапевт Константин Дуплищев, оценивший современный социум с клинической точки зрения.
— Константин, что за общество, в котором мы живем? Чем оно принципиально отличается от предыдущих?
— Если мы коснемся относительно древних времен — периода пятисот— или даже тысячелетней давности, то там существовала прямая передача знаний, культуры и традиций через поколения. То есть если дед был гончаром, то его сын и внук тоже становились гончарами. И причина, как правило, заключалась не в кастовости. Это помогало семье выживать именно как коллективу. Если бы у сына гончара и появилась возможность перейти в какую-то другую профессию, то это было бы не так безопасно для его семьи и даже рода. Поэтому между прадедами, дедами, родителями, сыновьями и внуками существовала прочная связь. Но приблизительно 100–150 лет назад возник разрыв, и эти цепочки стали короче, сократившись от родителя к ребенку. С прадедами связь была разорвана, потому что прогресс настолько преобразил жизнь, что все прежние знания и традиции во вновь изменившимся мире оказались неэффективными.
многа интиресных букф То, что происходит сейчас, с позиции предков можно было бы вообще назвать катастрофой. На самом же деле это нормальный эволюционный процесс социума. Родители неэффективны в плане передачи культуры и традиционного наследия детям. Сегодня, напротив, дети учат родителей. Взять хотя бы компьютеры и Интернет — старшие очень долго осваивают эту сферу, в то время как дети уже в первом–втором классе более успешны в вопросах компьютерной грамотности. Они быстрее адаптируются к изменяющимся условиям социума. Родители этого сделать не успевают, поскольку витки общественных трансформаций стали очень коротки — в ответ на несколько идущих подряд то сексуальных, то информационных революций, веяний и переломных явлений одному поколению приходится заново приспосабливаться несколько раз. Раньше такого не было, даже невзирая на войны или иные катаклизмы. Это первый общий момент.
Второй связан с тем, что наша культура очень сильно изменилась. Она, выражаясь метафорически, оторвалась от земли и стала сейчас сильно визуализирована. Огромно влияние рекламы и телевидения. Ребенку проще посмотреть фильм, чем почитать книжку. В Европе сложилось целое явление — появились люди, которые разучились читать. Им не лень, они действительно просто разучились это делать. Таблички, подсказывающие, куда пойти, там развешивают вовсе не для туристов, а именно для таких людей.
Кроме того, сегодня наступило время узкой специализации — человек знает только свое дело, особенно это развито в некоторых странах Европы и Америке. В России все же немного другая культура. Мы находимся на стыке между Западом и Востоком и поэтому можем наблюдать два явления одновременно — Запад как некое условное будущее и Восток как некое условное прошлое. Это не предвосхищает никаких тенденций развития России, хотя кто знает. Но психотерапевты, работающие на Западе как с русскоязычным населением, так и с иностранцами, отмечают, что там немного иная природа как грубых психопатологий, так и других проблем, с которыми люди обращаются к врачу. Там больше депрессивных состояний, западный человек ощутимее нашего соотечественника находится в тюрьме собственных условностей, обязательств, каких-то финансовых, культурологических, эмоциональных ограничений. У него очень мало свободы. Один мой знакомый переводчик, которому пришлось работать в Голландии, решил там познакомиться с девушкой. Познакомился, пригласил ее в кино, а она достала ежедневник и сказала, что в следующий раз свободное время у нее появится только через шесть месяцев. Через это время он, разумеется, уже не захочет с ней встретиться. У нас же в любой момент можно прийти к другу, даже иногда его и не спрашивая.
— Современные люди действительно стали более агрессивными?
— Сейчас тема агрессии в обществе, особенно в молодежной среде очень модная. Многие обвиняют в этом рекламу, телевидение и компьютерные игры, где развито насилие. Но здесь есть очень интересный момент. Если ребенок играет в какую-нибудь «мясорубку», он может просидеть за ней целый день. Но попробуем предположить, что он не играет в эту игру, а проживает ее — например, вышел с ребятами и помахал мечами. В этом случае такое физически невозможно. В драке нельзя находиться целый день — это короткая стычка, которая приносит полную не только психологическую, эмоциональную, но и физическую разрядку. Этот процесс называется заземлением — когда психика человека и его более грубые физические состояния действуют как одно целое. Человек, который бьет другого человека, видит на его лице боль, чувствует ее и понимает, что это связано с его действиями.
У нас же произошел разрыв. Ребенок играет в игры, где умирают какие-то куклы, модели. Он не связывает свои действия с чувствами другого человека. Отсюда и возникает насилие, которое так сильно проявляется в современном обществе. Но неправильно полагать, что в этом виноваты компьютерные игры или телевидение. Этот разрыв произошел намного раньше — и именно из-за отсутствия связи между нашей психикой и телом благодаря активной визуализации, о которой я уже говорил. Сейчас даже радио вынуждено прибегать к каким-то особым эффектам, чтобы привлечь внимание. И это чревато. В Америке вспышки насилия, когда ребенок достает оружие и начинает расстреливать своих одноклассников, по моему мнению, являются результатом такого явления.
Фото Бориса Барышникова
— Сейчас много говорят о том, что современное общество испытывает дефицит любви — люди научились потреблять, но разучились любить. Так ли это на самом деле? И почему это происходит?
— Я с этим согласен. О любви говорят на каждом углу, часто подразумевая под этим секс, увлечение или влюбленность. Иногда — что-то довольно оторванное от реальности, экзальтированное, например, какие-нибудь патриотические чувства к стране, Богу. Дело в том, что любовь очень тесно связана с нашей чувствительностью, а современное общество ориентировано прежде всего на подавление этой чувствительности. Хотя русскому человеку это не очень близко. В частности, в нашей стране невозможно строить бизнес так, как в Европе. У нас везде личные отношения — фильм «Служебный роман» в каком-то смысле отражает эту специфику русского человека. Бизнесмены, которые бывают на консультациях у психотерапевтов, часто выбирают партнеров вовсе не по профессиональным критериям, а по интуитивным, личностным качествам. В этом смысле тема любви для нас, возможно, особенно актуальна.
Сейчас общество, особенно это касается подростковой, молодежной среды, разделилось на субкультуры. Раскол, которого раньше, при единой культуре, не существовало. Эти субкультуры позволяют подросткам успешно социализироваться. Но это говорит о том, что родители, наше поколение и вообще государство не могут успешно социализировать детей и подростков своими силами. Они не в состоянии предоставить им культуральные образы, пути, направления, готовые структуры — и подростки находят их сами. Конечно, это приводит к некой дробности даже в рамках субкультур. Они все время меняются и сегодня активно омолаживаются. Недавно был бум по поводу готов и эмо. Это очень наглядно, демонстративно. Такое явление, конечно, существовало и раньше — были и панки, и металлисты, и хиппи, но тогда это касалось более старшего поколения — от 14 лет. Сейчас к этому прибегают дети.
— Но, с другой стороны, сейчас люди взрослеют позже, инфантильный период затягивается?
— Это так. Мы состоим из трех «слоев» — биологического, то есть телесного, эмоционально-чувственного и интеллектуального, психического. Телесный слой никак изменить нельзя. Как биологическая половая зрелость у девочек наступала до 18 лет, так она и будет наступать. Но 500 лет назад в 14 лет девочку уже выдавали замуж, и к 18–20 годам она была уже полностью состоявшаяся родившая женщина. Мужчина в 20–30 лет внуков еще не нянчил, но фактически тоже был состоявшимся отцом семейства, учитывая, что средняя продолжительность жизни тогда составляла 45 лет.
Сейчас в плане телесного слоя ничего не изменилось. Биологическая зрелость наступает тогда же, когда и 500 лет назад, но наступление зрелости психической, увы, затягивается. Это связано с тем, что сегодня дети очень оторваны от чисто физической стороны жизни. Мы обитаем в городе, где за тебя все сделают либо родители, либо техника, поэтому нести ответственность за что-то тоже не нужно. Последнее время можно наблюдать такое шокирующее явление, как школьный выпускной, когда по городу ходят раскрашенные девушки с бантами. Маньяки, видимо, разбегаются в этот момент. Это иллюстрирует сложившийся парадокс: девушки до 20 лет сегодня выглядят очень зрело именно телесно, но при этом в голове у них до этой зрелости далеко.
В связи с низкой чувствительностью среднего, эмоционально-чувственного слоя между биологическим и психическим слоями очень слабая связь. Молодые люди мало знают о собственной сексуальности, поэтому получается разрыв. Но где-то к 30 годам через какие-то кризисы или катаклизмы этот дисбаланс уравновешивается. При этом современные молодые люди до этого возраста успевают завести семью, родить ребенка и развестись. Сейчас очень популярное явление — второй и третий брак, у кого как получится. Ближе к 30 люди пытаются осознанно создавать семью. На Западе это явление еще сильнее усугубилось. Запад — это старая нация, фактически вымирающая. Мы тоже приближаемся к этой черте, но уровень нашей смертности и рождаемости — отдельная история. На Западе это нормальное явление, когда в среднем на одну семью приходится даже не один ребенок, а ноль целых и сколько-то сотых. В отличие от молодых наций, таких, как Бразилия или Африка, где детородность бешеная, впрочем, как и смертность. Но это самые молодые нации — и есть мнение, что через несколько столетий, когда они накопят достаточный потенциал, будущее окажется за ними.
То есть наше общество идет к тому, что выжить одному сейчас проще и эффективнее. Менее затратно и в финансовом, и в психическом плане. С этим связана и нацеленность молодого поколения на карьеру. Когда еще можно построить карьеру? Если начать с 18–20 лет, то к 30–35. Для мужчины это вполне зрелый возраст. Но для женщины основной пик детородности уже пройден.
— Мужские и женские роли в современном обществе сдвигаются. Как в этих условиях трансформируются гендерные стереотипы, меняется ли само понятие мужской и женской психологии?
— Меняется, и сильно. После того как произошла сексуальная революция, после того как потом прошли эшелонами феминистки, ситуация сильно преобразилась. Я бы не сказал, что это проблема. Если говорить по-медицински, психотерапевтическим языком, сексуальность не принадлежит никакому полу. Она одинакова и индифферентна. Мужское и женское может лишь по-разному ее применять и направлять. И в этом смысле некоторые философские системы, особенно восточные, очень спокойно смотрят на то, что сексуальность можно использовать как мужским, так и женским способом.
Но есть другой аспект этого явления, который особенно сказывается на нашем обществе, в отличие от западного. Это связано с тем, что на протяжении многих столетий у нас были огромные потери мужского населения. Психоаналитики установили, что память в роду хранится в течение семи поколений. Копнем любого современного русского человека — в течение семи поколений у него кто-то либо репрессирован, либо погиб в тюрьме, либо убит на войне. В основном это касается мужчин.
Основная функция мужского начала в семье — это защита, которая как раз противоположна тревожности. Когда отец в семье — все хорошо и спокойно, и при этом не важно, что он, допустим, лежит на диване. Женщинам в отсутствие мужчин самим приходилось брать его функцию на себя. Но как у мужчин женское получается по-другому, так и у женщин функции мужского выходят совсем иначе. Если рассуждать на уровне символов, то символ мужского — это фаллос, а символ женского — матка, способная принимать в себя и быть плодородной. Ее сила как раз в том, что она принимает, эмбрион растет, и она расширяется. В то время как сила мужского заключается в концентрации — в том, чтобы проникнуть, достичь этой матки и передать свое семя. И они между собой взаимодействуют. Но мужское не может постоянно находиться в состоянии концентрации. Это глупая мечта молодого мужчины — иметь постоянную эрекцию.
Но если женское возьмет функцию мужского на себя, то матка может долго находиться в состоянии скованности и сжатости. В этом смысле женское более выносливо и сильно. Оно обладает практически бесконечным источником энергии. Поэтому в семьях, где дефицит мужского, матка начинает существовать фактически как тюрьма, возникает гиперопекающая мать. Западные семейные психотерапевты, которые приезжали работать с нашими семьями, очень быстро уехали обратно, сказав, что у нас работать невозможно — в российском обществе господствует власть мам и бабушек. Структура семьи нарушена. И это сложилось, действительно, из-за дефицита мужского, в связи с чем женское было вынуждено само защищаться и брать на себя мужские функции. Но поскольку присвоение и исполнение мужских функций женским было нефазно — только напряжение при отсутствии расслабления — страх потери ребенка еще больше сковывал женское.
— В нашей стране, в отличие от Запада, к психотерапии так и не сложилось доверительного отношения. Чем вы могли бы объяснить это?
— Это вопрос нашей консервативности. Но если десять лет назад я слышал вопросы типа «Вы психов лечите?», то сейчас такого уже нет. Сегодня люди идут к врачу с конкретными запросами, и какая-никакая культура обращения к психотерапевту у нас все-таки сложилась. Другое дело, что это пока не массовое явление.
Кроме того, сейчас психотерапия стала более актуальной еще и потому, что в современном обществе сильно пострадал институт дружбы, как я его называю. То, что раньше подразумевалось под понятием «друг», фактически исчезло. Сегодня под этим словом подразумевается «товарищ», то есть человек, на которого вы не сможете полагаться, когда вам будет плохо. Излить душу другу где-нибудь на кухне — это всегда имело если не терапевтический, то катарсический эффект. Сейчас этого явления, к сожалению, практически не осталось. Люди стали более одиноки, чем несколько лет или десятилетий назад. И часто психотерапевт оказывается просто тем человеком, с кем можно поговорить, который просто выслушает.
— В отношении России принято говорить о соборности как об основе коллективного бессознательного нации. Как это соотносится с тем, что вы сказали об одиночестве современного человека? Или о соборности в ХХ веке уже и думать забыли?
— В том смысле, в каком я понимаю это слово, думаю, соборность по-прежнему свойственна нашему сообществу. Вряд ли сегодня это осталось той соборностью, которой было несколько веков назад. Но факт остается фактом — основа западного общества другая. И в этом смысле мы ближе к Востоку, где существуют аналогичные понятия. На Западе не было опыта толкучек, очередей, коммунальных квартир, коллективных коммун как социалистического мифа об одной большой семье. Там между людьми сохраняется большая дистанция. Думаю, что соборность — это не миф. Просто на огромных просторах древней Руси она существовала как способ выживания. И в этом до сих пор есть потребность, поскольку тревожность, о которой я говорил, все еще сохраняется.
Досье:
Константин Дуплищев (родился в 1976 году) — врач-психотерапевт, межрегиональный тренер Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги (ОППЛ). Психотерапевт единого Европейского реестра. В 1999 году окончил Новосибирскую государственную медицинскую академию (НГМА). В 2001 году — ординатуру по психотерапии и психологическому консультированию ФУВ НГМА на кафедре профессора В.Ю. Завьялова. Сфера профессиональных интересов — состояния и процессы, требующие изменений: от психосоматических заболеваний и проблем межличностного контакта до состояний духовного кризиса. В работе с пациентами применяет методики НЛП, гештальта, трансперсональной психотерапии, арт-терапии и дианализа. Специалист новосибирской клиники «Инсайт», преподаватель Сибирского института НЛП и практической психологии (Кемерово).
Источник: artread.ru Автор: София Гольдберг 30/08/10
Современное общество принято описывать с помощью медицинских метафор — как больное, патологичное, страдающее массой моральных недугов. Это нормальный эволюционный процесс или действительно пора звать врача и ставить клинический диагноз? О том, сошел ли мир с ума, какой исторический этап мы переживаем, почему мужское и женское поменялись местами, какими стали современные люди, и чем отличаются от предков, рассказал врач-психотерапевт Константин Дуплищев, оценивший современный социум с клинической точки зрения.
— Константин, что за общество, в котором мы живем? Чем оно принципиально отличается от предыдущих?
— Если мы коснемся относительно древних времен — периода пятисот— или даже тысячелетней давности, то там существовала прямая передача знаний, культуры и традиций через поколения. То есть если дед был гончаром, то его сын и внук тоже становились гончарами. И причина, как правило, заключалась не в кастовости. Это помогало семье выживать именно как коллективу. Если бы у сына гончара и появилась возможность перейти в какую-то другую профессию, то это было бы не так безопасно для его семьи и даже рода. Поэтому между прадедами, дедами, родителями, сыновьями и внуками существовала прочная связь. Но приблизительно 100–150 лет назад возник разрыв, и эти цепочки стали короче, сократившись от родителя к ребенку. С прадедами связь была разорвана, потому что прогресс настолько преобразил жизнь, что все прежние знания и традиции во вновь изменившимся мире оказались неэффективными.
многа интиресных букф То, что происходит сейчас, с позиции предков можно было бы вообще назвать катастрофой. На самом же деле это нормальный эволюционный процесс социума. Родители неэффективны в плане передачи культуры и традиционного наследия детям. Сегодня, напротив, дети учат родителей. Взять хотя бы компьютеры и Интернет — старшие очень долго осваивают эту сферу, в то время как дети уже в первом–втором классе более успешны в вопросах компьютерной грамотности. Они быстрее адаптируются к изменяющимся условиям социума. Родители этого сделать не успевают, поскольку витки общественных трансформаций стали очень коротки — в ответ на несколько идущих подряд то сексуальных, то информационных революций, веяний и переломных явлений одному поколению приходится заново приспосабливаться несколько раз. Раньше такого не было, даже невзирая на войны или иные катаклизмы. Это первый общий момент.
Второй связан с тем, что наша культура очень сильно изменилась. Она, выражаясь метафорически, оторвалась от земли и стала сейчас сильно визуализирована. Огромно влияние рекламы и телевидения. Ребенку проще посмотреть фильм, чем почитать книжку. В Европе сложилось целое явление — появились люди, которые разучились читать. Им не лень, они действительно просто разучились это делать. Таблички, подсказывающие, куда пойти, там развешивают вовсе не для туристов, а именно для таких людей.
Кроме того, сегодня наступило время узкой специализации — человек знает только свое дело, особенно это развито в некоторых странах Европы и Америке. В России все же немного другая культура. Мы находимся на стыке между Западом и Востоком и поэтому можем наблюдать два явления одновременно — Запад как некое условное будущее и Восток как некое условное прошлое. Это не предвосхищает никаких тенденций развития России, хотя кто знает. Но психотерапевты, работающие на Западе как с русскоязычным населением, так и с иностранцами, отмечают, что там немного иная природа как грубых психопатологий, так и других проблем, с которыми люди обращаются к врачу. Там больше депрессивных состояний, западный человек ощутимее нашего соотечественника находится в тюрьме собственных условностей, обязательств, каких-то финансовых, культурологических, эмоциональных ограничений. У него очень мало свободы. Один мой знакомый переводчик, которому пришлось работать в Голландии, решил там познакомиться с девушкой. Познакомился, пригласил ее в кино, а она достала ежедневник и сказала, что в следующий раз свободное время у нее появится только через шесть месяцев. Через это время он, разумеется, уже не захочет с ней встретиться. У нас же в любой момент можно прийти к другу, даже иногда его и не спрашивая.
— Современные люди действительно стали более агрессивными?
— Сейчас тема агрессии в обществе, особенно в молодежной среде очень модная. Многие обвиняют в этом рекламу, телевидение и компьютерные игры, где развито насилие. Но здесь есть очень интересный момент. Если ребенок играет в какую-нибудь «мясорубку», он может просидеть за ней целый день. Но попробуем предположить, что он не играет в эту игру, а проживает ее — например, вышел с ребятами и помахал мечами. В этом случае такое физически невозможно. В драке нельзя находиться целый день — это короткая стычка, которая приносит полную не только психологическую, эмоциональную, но и физическую разрядку. Этот процесс называется заземлением — когда психика человека и его более грубые физические состояния действуют как одно целое. Человек, который бьет другого человека, видит на его лице боль, чувствует ее и понимает, что это связано с его действиями.
У нас же произошел разрыв. Ребенок играет в игры, где умирают какие-то куклы, модели. Он не связывает свои действия с чувствами другого человека. Отсюда и возникает насилие, которое так сильно проявляется в современном обществе. Но неправильно полагать, что в этом виноваты компьютерные игры или телевидение. Этот разрыв произошел намного раньше — и именно из-за отсутствия связи между нашей психикой и телом благодаря активной визуализации, о которой я уже говорил. Сейчас даже радио вынуждено прибегать к каким-то особым эффектам, чтобы привлечь внимание. И это чревато. В Америке вспышки насилия, когда ребенок достает оружие и начинает расстреливать своих одноклассников, по моему мнению, являются результатом такого явления.
Фото Бориса Барышникова
— Сейчас много говорят о том, что современное общество испытывает дефицит любви — люди научились потреблять, но разучились любить. Так ли это на самом деле? И почему это происходит?
— Я с этим согласен. О любви говорят на каждом углу, часто подразумевая под этим секс, увлечение или влюбленность. Иногда — что-то довольно оторванное от реальности, экзальтированное, например, какие-нибудь патриотические чувства к стране, Богу. Дело в том, что любовь очень тесно связана с нашей чувствительностью, а современное общество ориентировано прежде всего на подавление этой чувствительности. Хотя русскому человеку это не очень близко. В частности, в нашей стране невозможно строить бизнес так, как в Европе. У нас везде личные отношения — фильм «Служебный роман» в каком-то смысле отражает эту специфику русского человека. Бизнесмены, которые бывают на консультациях у психотерапевтов, часто выбирают партнеров вовсе не по профессиональным критериям, а по интуитивным, личностным качествам. В этом смысле тема любви для нас, возможно, особенно актуальна.
Сейчас общество, особенно это касается подростковой, молодежной среды, разделилось на субкультуры. Раскол, которого раньше, при единой культуре, не существовало. Эти субкультуры позволяют подросткам успешно социализироваться. Но это говорит о том, что родители, наше поколение и вообще государство не могут успешно социализировать детей и подростков своими силами. Они не в состоянии предоставить им культуральные образы, пути, направления, готовые структуры — и подростки находят их сами. Конечно, это приводит к некой дробности даже в рамках субкультур. Они все время меняются и сегодня активно омолаживаются. Недавно был бум по поводу готов и эмо. Это очень наглядно, демонстративно. Такое явление, конечно, существовало и раньше — были и панки, и металлисты, и хиппи, но тогда это касалось более старшего поколения — от 14 лет. Сейчас к этому прибегают дети.
— Но, с другой стороны, сейчас люди взрослеют позже, инфантильный период затягивается?
— Это так. Мы состоим из трех «слоев» — биологического, то есть телесного, эмоционально-чувственного и интеллектуального, психического. Телесный слой никак изменить нельзя. Как биологическая половая зрелость у девочек наступала до 18 лет, так она и будет наступать. Но 500 лет назад в 14 лет девочку уже выдавали замуж, и к 18–20 годам она была уже полностью состоявшаяся родившая женщина. Мужчина в 20–30 лет внуков еще не нянчил, но фактически тоже был состоявшимся отцом семейства, учитывая, что средняя продолжительность жизни тогда составляла 45 лет.
Сейчас в плане телесного слоя ничего не изменилось. Биологическая зрелость наступает тогда же, когда и 500 лет назад, но наступление зрелости психической, увы, затягивается. Это связано с тем, что сегодня дети очень оторваны от чисто физической стороны жизни. Мы обитаем в городе, где за тебя все сделают либо родители, либо техника, поэтому нести ответственность за что-то тоже не нужно. Последнее время можно наблюдать такое шокирующее явление, как школьный выпускной, когда по городу ходят раскрашенные девушки с бантами. Маньяки, видимо, разбегаются в этот момент. Это иллюстрирует сложившийся парадокс: девушки до 20 лет сегодня выглядят очень зрело именно телесно, но при этом в голове у них до этой зрелости далеко.
В связи с низкой чувствительностью среднего, эмоционально-чувственного слоя между биологическим и психическим слоями очень слабая связь. Молодые люди мало знают о собственной сексуальности, поэтому получается разрыв. Но где-то к 30 годам через какие-то кризисы или катаклизмы этот дисбаланс уравновешивается. При этом современные молодые люди до этого возраста успевают завести семью, родить ребенка и развестись. Сейчас очень популярное явление — второй и третий брак, у кого как получится. Ближе к 30 люди пытаются осознанно создавать семью. На Западе это явление еще сильнее усугубилось. Запад — это старая нация, фактически вымирающая. Мы тоже приближаемся к этой черте, но уровень нашей смертности и рождаемости — отдельная история. На Западе это нормальное явление, когда в среднем на одну семью приходится даже не один ребенок, а ноль целых и сколько-то сотых. В отличие от молодых наций, таких, как Бразилия или Африка, где детородность бешеная, впрочем, как и смертность. Но это самые молодые нации — и есть мнение, что через несколько столетий, когда они накопят достаточный потенциал, будущее окажется за ними.
То есть наше общество идет к тому, что выжить одному сейчас проще и эффективнее. Менее затратно и в финансовом, и в психическом плане. С этим связана и нацеленность молодого поколения на карьеру. Когда еще можно построить карьеру? Если начать с 18–20 лет, то к 30–35. Для мужчины это вполне зрелый возраст. Но для женщины основной пик детородности уже пройден.
— Мужские и женские роли в современном обществе сдвигаются. Как в этих условиях трансформируются гендерные стереотипы, меняется ли само понятие мужской и женской психологии?
— Меняется, и сильно. После того как произошла сексуальная революция, после того как потом прошли эшелонами феминистки, ситуация сильно преобразилась. Я бы не сказал, что это проблема. Если говорить по-медицински, психотерапевтическим языком, сексуальность не принадлежит никакому полу. Она одинакова и индифферентна. Мужское и женское может лишь по-разному ее применять и направлять. И в этом смысле некоторые философские системы, особенно восточные, очень спокойно смотрят на то, что сексуальность можно использовать как мужским, так и женским способом.
Но есть другой аспект этого явления, который особенно сказывается на нашем обществе, в отличие от западного. Это связано с тем, что на протяжении многих столетий у нас были огромные потери мужского населения. Психоаналитики установили, что память в роду хранится в течение семи поколений. Копнем любого современного русского человека — в течение семи поколений у него кто-то либо репрессирован, либо погиб в тюрьме, либо убит на войне. В основном это касается мужчин.
Основная функция мужского начала в семье — это защита, которая как раз противоположна тревожности. Когда отец в семье — все хорошо и спокойно, и при этом не важно, что он, допустим, лежит на диване. Женщинам в отсутствие мужчин самим приходилось брать его функцию на себя. Но как у мужчин женское получается по-другому, так и у женщин функции мужского выходят совсем иначе. Если рассуждать на уровне символов, то символ мужского — это фаллос, а символ женского — матка, способная принимать в себя и быть плодородной. Ее сила как раз в том, что она принимает, эмбрион растет, и она расширяется. В то время как сила мужского заключается в концентрации — в том, чтобы проникнуть, достичь этой матки и передать свое семя. И они между собой взаимодействуют. Но мужское не может постоянно находиться в состоянии концентрации. Это глупая мечта молодого мужчины — иметь постоянную эрекцию.
Но если женское возьмет функцию мужского на себя, то матка может долго находиться в состоянии скованности и сжатости. В этом смысле женское более выносливо и сильно. Оно обладает практически бесконечным источником энергии. Поэтому в семьях, где дефицит мужского, матка начинает существовать фактически как тюрьма, возникает гиперопекающая мать. Западные семейные психотерапевты, которые приезжали работать с нашими семьями, очень быстро уехали обратно, сказав, что у нас работать невозможно — в российском обществе господствует власть мам и бабушек. Структура семьи нарушена. И это сложилось, действительно, из-за дефицита мужского, в связи с чем женское было вынуждено само защищаться и брать на себя мужские функции. Но поскольку присвоение и исполнение мужских функций женским было нефазно — только напряжение при отсутствии расслабления — страх потери ребенка еще больше сковывал женское.
— В нашей стране, в отличие от Запада, к психотерапии так и не сложилось доверительного отношения. Чем вы могли бы объяснить это?
— Это вопрос нашей консервативности. Но если десять лет назад я слышал вопросы типа «Вы психов лечите?», то сейчас такого уже нет. Сегодня люди идут к врачу с конкретными запросами, и какая-никакая культура обращения к психотерапевту у нас все-таки сложилась. Другое дело, что это пока не массовое явление.
Кроме того, сейчас психотерапия стала более актуальной еще и потому, что в современном обществе сильно пострадал институт дружбы, как я его называю. То, что раньше подразумевалось под понятием «друг», фактически исчезло. Сегодня под этим словом подразумевается «товарищ», то есть человек, на которого вы не сможете полагаться, когда вам будет плохо. Излить душу другу где-нибудь на кухне — это всегда имело если не терапевтический, то катарсический эффект. Сейчас этого явления, к сожалению, практически не осталось. Люди стали более одиноки, чем несколько лет или десятилетий назад. И часто психотерапевт оказывается просто тем человеком, с кем можно поговорить, который просто выслушает.
— В отношении России принято говорить о соборности как об основе коллективного бессознательного нации. Как это соотносится с тем, что вы сказали об одиночестве современного человека? Или о соборности в ХХ веке уже и думать забыли?
— В том смысле, в каком я понимаю это слово, думаю, соборность по-прежнему свойственна нашему сообществу. Вряд ли сегодня это осталось той соборностью, которой было несколько веков назад. Но факт остается фактом — основа западного общества другая. И в этом смысле мы ближе к Востоку, где существуют аналогичные понятия. На Западе не было опыта толкучек, очередей, коммунальных квартир, коллективных коммун как социалистического мифа об одной большой семье. Там между людьми сохраняется большая дистанция. Думаю, что соборность — это не миф. Просто на огромных просторах древней Руси она существовала как способ выживания. И в этом до сих пор есть потребность, поскольку тревожность, о которой я говорил, все еще сохраняется.
Досье:
Константин Дуплищев (родился в 1976 году) — врач-психотерапевт, межрегиональный тренер Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги (ОППЛ). Психотерапевт единого Европейского реестра. В 1999 году окончил Новосибирскую государственную медицинскую академию (НГМА). В 2001 году — ординатуру по психотерапии и психологическому консультированию ФУВ НГМА на кафедре профессора В.Ю. Завьялова. Сфера профессиональных интересов — состояния и процессы, требующие изменений: от психосоматических заболеваний и проблем межличностного контакта до состояний духовного кризиса. В работе с пациентами применяет методики НЛП, гештальта, трансперсональной психотерапии, арт-терапии и дианализа. Специалист новосибирской клиники «Инсайт», преподаватель Сибирского института НЛП и практической психологии (Кемерово).
Источник: artread.ru Автор: София Гольдберг 30/08/10